Люди, занимающиеся охраной природы профессионально, уже давно убедились, что ее нельзя сберечь в одних только заповедниках, лежащих среди неограниченно осваиваемых человеком земель, как оазисы среди пустыни. Масштаб миграций крупных животных (не говоря уж, допустим, о перелетных птицах) во много раз превышает размеры тех территорий, которые можно заповедать. Водные и воздушные загрязнения, огонь лесного пожара не остановишь ни грозной надписью, ни колючей проволокой.Да и конечная цель - несколько пятнышек нетронутых экосистем и «лунный ландшафт» между ними - вряд ли вдохновит широкую общественность на необходимые усилия. Шанс сохранить дикую природу есть только один - научиться жить среди нее и рядом с ней, не разрушая и не переделывая.Несколько лет назад Всемирный фонд дикой природы (WWF) предложил концепцию «ключевых экорегионов». Суть ее состоит в том, что дотянувшее до наших дней разнообразие живых форм распределено крайне неравномерно. Почти все богатство флоры и фауны сосредоточено на довольно ограниченных территориях. И хотя многие из них тянутся на тысячи километров (и потому не могут быть полностью исключены из хозяйственного оборота), все они вместе взятые составляют лишь небольшую часть поверхности планеты.Именно в этих ключевых экорегионах (всего на Земле их выделено около 200) предполагается возвести своего рода эшелонированную оборону. Ядром ее становятся, естественно, традиционные резерваты - заповедники и национальные парки, как уже существующие, так и новые. (При этом целью является не столько максимальная площадь, сколько оптимальная структура - чтобы даже самые экологически уязвимые виды могли жить в достаточном для их сохранения количестве, питаться, размножаться, мигрировать, не выходя из заповедных угодьев.)А для более населенных и экономически продвинутых частей экорегио-на предусмотрен особый путь социально-экономического развития. Добыча полезных ископаемых, крупная промышленность, гидростроительство и т. д. ограничиваются, зато поощряется бережное использование возобновляемых ресурсов: устойчивое лесное хозяйство, охота и рыболовство, сбор грибов, ягод и лекарственных трав, пчеловодство, традиционное (пастбищное) скотоводство и, конечно, туризм.При этом предполагается, что экорегион, сохраняя свою уникальную природу, старается не только для себя, но и для всего человечества и потому вправе рассчитывать на поддержку мирового сообщества. В том числе и финансовую - своего рода компенсацию за добровольный отказ от интенсивного развития. Сегодня подобное требование звучит достаточно фантастично, однако прецедент уже создается - Рамочная конвенция ООН об изменении климата, согласно Киотскому протоколу к которой, начиная с 2008 года, промышленно развитые страны, производящие чрезмерное количество углекислого газа, будут (если не смогут сократить выбросы) платить тем странам, на территории которых эта углекислота поглощается.Но для того, чтобы можно было хотя бы всерьез просить у человечества денег на такое развитие, нужно продемонстрировать его возможность. Тут и появляется ниша для международных фондов, финансирующих (разумеется, в куда более скромных масштабах, чем ожидаемая будущая оплата «глобальных экологических услуг») пилотные проекты. Одним из пер вых полигонов для новой концепции стал Алтае-Саянский экорегион - огромная страна, охватывающая несколько субъектов Российской федерации (Алтайский край и юг Красноярского края, республики Алтай, Тыва и Хакасия), северо-восток Казахстана, запад Монголии и север китайского Синьцзяна.Расположенная между сибирской тайгой и пустынями Центральной Азии, относительно малонаселенная, покрытая горами (с характерным для них многообразием ландшафтов), она остается прибежищем великого множества диких животных и растений, в том числе двух видов из Международной красной книги: снежного барса (ирбиса) и алтайского горного барана (аргали).Более удачного места для воплощения модели «устойчивого развития» придумать было трудно. Мало того, что все названные страны именно сейчас вынуждены заново искать свое место в мировой экономике, так еще и почти все входящие в регион территории в новой экономической истории своих стран оказались аутсайдерами. В советские времена главной отраслью экономики, например, Алтая было крупное сельскохозяйственное производство (до сих пор половина жителей края обитает в селе) - к обычным для него в пореформенной России бедам здесь добавляется еще и удаленность возможных рынков, Теже (и некоторые другие, о которых речь пойдет ниже) причины блокируют другую крупную отрасль - лесную. («Интереса к нашему лесу как к древесине сейчас абсолютно нет», - подтверждает Алексей Казакеев, бывший директор Бийского лесообрабатывающего комбината, ныне руководитель Белокурихинской станции лесовосстановления).Не удается даже просто брать из земли готовую валюту: подавляющее большинство созданных в годы реформ золотодобывающих артелей уже прекратили существование, а оставшиеся (в Чойском районе, например, их уцелело четыре из нескольких десятков) еле сводят концы с концами. Желтого металла в Золотых горах (так часто называютАлтай) по-прежнему немало, но себестоимость его добычи (в которую, как принято в России, не включается экологический ущерб) уже практически сравнялась с ценой на него на Лондонской бирже. Примерно такова же ситуация и с другими богатствами края. Успехи соседних субъектов Федерации немногим лучше.Неудивительно, что инициатива WWF, официально обнародованная на прошедшем в начале октября в курортном алтайском городе Белокуриха форуме «Алтай -Саяны XXI век», была благосклонно принята региональными правителями, мнение которых с фамильной прямотой выразил глава Хакасии Алексей Лебедь: дескать, очень своевременная мысль - признать нас хранителями природных сокровищ всего человечества и платить за это соответствующие деньги, а уж на что именно их нужно в первую очередь пустить - нам тут на месте виднее.Для российского начальственного менталитета лучшей постановки вопроса просто не придумаешь: получать деньги за то, чтобы ничего не делать, да еще и ощущать себя при этом благодетелем человечества! Неудивительно, что от участия в проекте не отказалась ни одна из российских региональных администрации, несмотря на весьма различную их политическую ориентацию (к примеру, Алтайский край -одно из надежнейших звеньев «красного пояса», а соседнюю Республику Алтай возглавляет член партии «Демократический выбор России») и стойкое недоверие многих из них к международным неправительственным организациям.Некоторые местные лидеры даже пытаются извлечь из проекта не только прямые, но и политические выгоды, и не в неопределенном будущем, а прямо сейчас. Так, первый вице-губернатор Алтайского края Иван Апарин, выступая на форуме на правах хозяина, представил глобальные экологические проблемы как свидетельство принципиальной порочности рыночной экономики и доказательство исторической дальновидности классиков марксизма-ленинизма.Сами природоохранные организации на любимый российский вопрос «ты за красных или за белых?» стараются не отвечать вовсе, резонно поясняя, что задача сохранения биоразнообразия остается актуальной при любом политическом режиме и что они не могут выбирать для своей работы регионы с благоприятным политическим климатом (хотя, например, включение в проект китайской части Алтая до сих пор остается под вопросом отчасти из-за особенностей политического климата КНР). Тем не менее мировое «зеленое» движение в самом деле явно недолюбливает идеологию свободного рынка и неограниченного роста благосостояния, полагая, что «всего на всех все равно не хватит»- биосфера попросту не выдержит такой нагрузки, которая необходима для обеспечения всему человечеству уровня жизни «золотого миллиарда» (богатых промыш-ленно развитых стран). В то же время именно профессионалы в деле охраны природы - такие, как Евгений Шварц, директор по охране природы российского представительства WWF - открыто говорят о том, что единственная массовая социальная опора природоохранного движения - это средний класс «общества потребления» и что серьезные действия в защиту дикой природы возможны только на фоне массового достатка. Никакого общего решения для этого противоречия не предложено, однако не только на практике, но в последнее время уже и в перспективных разработках «зеленые» явно ориентируются не на коренное изменение мирового порядка, а на использование возможностей порядка существующего.Впрочем, сегодня судьба Алтае-Саян-ского экорегионального проекта меньше всего зависит от того, как будут разрешены концептуальные противоречия во взглядах на пути развития человечества. Да, хозяевам регионов очень нравится ощущать себя хранителями биосферы, принимать дипломы, подписанные принцем Филипом, и соревноваться друг с другом, у кого больший процент территории взят под охрану. Однако имеющийся опыт показывает: все их гарантии и обещания мгновенно забываются, кактолько «заповедная» территория оказывается необходимой для реализации достаточно выгодного (или выглядящего таковым) проекта.Так было с вырубкой девственных лесов Карелии, с проектом золотодобычи в национальном парке Югыд-Ва в Коми, так происходит сейчас со строительством Юмагузинского водохранилища в Башкирии и дороги через плато Ла-гонаки в Адыгее. «Вот потому-то мы и собираем такие форумы, - говорит директор по развитию российского представительства WWF Ирина Прохорова. - От обещаний, принятых коллективно, публично и перед телекамерами, отказаться будет гораздо труднее». Беда в том, что отказываться никто и не будет - их просто не будут исполнять.Но и эта опасность сегодня не главная - во-первых, российская и мировая «зеленая» общественность уже накопила некоторый арсенал средств принуждения легкомысленных губернаторов к выполнению взятых на себя обязательств (хотя ни одно из этих средств не обладает абсолютной надежностью), а во-вторых, как уже говорилось, никто пока не торопится инвестировать экономическое развитие региона по обычному, «неэкологичному» пути.И не только будущие выплаты от «мирового сообщества», но и те более чем скромные средства, которыми располагают сегодня природоохранные организации (планируемые затраты WWF на трехлетний проект - около двух млн. долларов на весь огромный регион, поделенный между четырьмя государствами), на фоне нынешней ситуации в регионе выглядят весьма соблазнительно. Вопрос в том, на что их потратить.Речь не идет о той части проекта, которая предусматривает создание новых и поддержку существующих природных резерватов, борьбу с браконьерством, развитие экологического просвещения -здесь у WWF есть большой опыт, делающий этот фонд, может быть, самой компетентной в данных вопросах организацией (см. «Итоги» № 43 за 1998 год и № 3 - за 1999-й). Но в данном проекте фонд намерен также «поддерживать неистощительное природопользование, содействовать развитию среднего и мелкого бизнеса...»В переводе на русский язык -разрабатывать и рекламировать природосберегающие технологии, давать заинтересованным бизнесменам кредиты, продвигать на мировые рынки их продукцию. То есть заниматься бизнес-консалтингом, посредничеством, кредитованием и тому подобными занятиями, прежде совершенно несвойственными неправительственным природоохранным организациям.По иронии судьбы ровно 40 лет назад именно на Алтае уже была предпринята чуть ли не первая в мире попытка наладить комплексное и неистощительное использование леса, вошедшая в историю как «Кедроград». Согласно общепринятому мнению, ее загубили косность и равнодушие советской отраслевой бюрократии. Зоолог Генрих Собанский - один из немногих активных участников той попытки, по-прежнему работающих в тех местах, - видит причины ее краха в другом: «Идея состояла в том, чтобы не вести сплошных рубок кедра на огромных площадях, а брать от тайги все: орех, живицу (смолу хвойных деревьев), лекарственные растения, пушнину... Но оказалось, что урожай ореха крайне нерегулярен, зверя на отведенной нам территории можно добывать очень немного, спрос на живицу ограничен и ее добыча убыточна... И получалось, что для того, чтобы выжить, нужно рубить и рубить кедр. «Кедроград» погиб потому, что превратился в обычный леспромхоз».Можно, конечно, сказать, что все это происходило в извращенной советской экономике (ценнейшая кедровая древесина шла на железнодорожные шпалы) и что правота идеологов «Кедрограда» была доказана «от противного» - сплошные рубки кедра в регионе полностью запрещены уже 12 лет, а накануне этого запрета их объем был в 5-6 раз меньше, чем в начале 60-х. Но факт остается фактом: проект, на десятилетия опередивший свое время, превратился в собственную противоположность именно из-за экономической непроработанности. Ныне ни один разговор об Алтае-Саянском проекте не обходится без упоминаний о «Кедрогра-де», однако и сегодня, спустя год с лишним после начала проекта, его координатор Адриано Сильвестри в ответ на вопрос об экономической стороне дела говорит лишь о планах привлечения ведущих экономистов к ее разработке.Впрочем, экономический успех может оказаться опаснее провала. Занятия, поддержка которых предусмотрена проектом, - охота, рыболовство, сбор недревесных продуктов леса - экологически тоже далеко не безопасны. Два с лишним века назад в России был установлен абсолютный рекорд скорости истребления крупного млекопитающего: последняя морская корова была убита на Командорах всего через 27 лет после первой встречи этого вида с человеком. Сделавшие это промысловики сегодня, пожалуй, могли бы претендовать на поддержку со стороны WWF - ведь они не были включены в мировую экономику, не применяли моторных лодок и нарезного оружия, не развивали промышленных технологий, не разрушали места обитания своей жертвы и не создавали угрозы перенаселения...«Да, такая опасность есть, - понимающе кивает Евгений Шварц. - Есть и способы предотвратить это. Создана система независимой лесной сертификации -кстати, Алтайский край начал внедрять ее у себя по собственной инициативе, без нашего давления, - разрабатываются аналогичные методы для других промыслов. А что ты хочешь? Никакая по-настоящему серьезная проблема не имеет простого решения».Борис Жуков, Леонид Круглов, "Итоги" 26.10.99. |
